Долгожители нашей планеты живут в Талышах

Главная страница. напишите нам

Осень патриарха

Имя советско-азербайджанского долгожителя Ширали Мислимова гремело долгие годы. На страницах печати, в кино- и телехрониках его постоянно показывали: в кругу многочисленных потомков до несчётного колена, и верхом на лошади, и за работой в саду, и за чтением книг и газет. Самим фактом своей долгой жизни он утверждал достоинства системы. 150-летие Ширали в 1955 году стало поистине общенациональным праздником азербайджанского народа.

В июне 1973 года я летел в Баку по командировке журнала "Огонёк", чтобы подготовить материал об одной новой научной разработке. Двумя днями раньше по своим редакционным делам туда же отправился мой давний товарищ Александр Малинов, корреспондент "Комсомольской правды". Мы договорились, что он встретит меня в бакинском аэропорту. Он не встретил. Однако, проходя через зал аэропорта, я услышал по радио: "Товарищ Лейбовский, прибывший из Москвы, вас просят подойти к справочному бюро". Там меня ожидал незнакомый человек. "Александр Васильевич уехал в Ленкорань, – сказал он, – где будет ждать вас завтра. Сейчас я отвезу вас в гостиницу, а рано утром машина для вас будет стоять у подъезда. До Ленкорани около двухсот километров". В Ленкорани я не бывал и решил, что редакционное задание успею выполнить по возвращении в Баку – срок командировки позволял мне такой манёвр.

В Ленкорани в своём гостиничном номере Саша познакомил меня с первым секретарём райкома комсомола Ади Раджабовым, человеком живым и остроумным, говорившим почти без акцента, и сказал, что завтра он повезёт нас к самому Ширали Мислимову. Разумеется, я был рад возможности увидеть самого старого жителя планеты. 168 лет! Да он ведь родился на каких-то шесть лет позже Пушкина и на девять лет раньше Лермонтова...

Я спросил Ади, далеко ли ехать.

– Ширали живёт в селе Барзаву, это в Талышских горах, на самой границе с Ираном, – ответил он. – Отсюда до Барзаву немногим больше ста километров. А вот сколько времени будем добираться, – тут он лукаво улыбнулся, – этого я вам сказать точно не могу.

Километров через тридцать пути я понял смысл этих слов. В придорожной чайхане под железным деревом – тем, что не тонет в воде, для комсомольского вождя был мгновенно накрыт стол, и, боже, чего на нём только не было! Тут же зарезали барашка, приготовили шашлык. В общем, к следующему этапу нашего маршрута мы готовились ещё около полутора часов. Этот этап оказался чуть длиннее предыдущего, но завершился он точно так же.

– Ади, дорогой, – взмолился Саша перед стартом третьего этапа, – об одном прошу тебя: больше не останавливаться до самого конца.

– К сожалению, не получится, – сказал Раджабов. – Скоро мы приедем в райцентр Лерик. Оттуда до Барзаву недалеко, но дорога пойдёт круто вверх, и моя "Волга" может не потянуть, поэтому нам придётся пересесть в "газик".

В Лерике к нам в машину сели двое: один – в строгом тёмном костюме и галстуке – инструктор идеологического отдела местного райкома партии, а второй – майор, военный комиссар района. Роль первого из них была понятна: перевод с талышского языка (коренное население района – талыши, Мислимов – тоже талыш), а также ответы на возможные вопросы корреспондентов о районе. Но вот зачем военком – неясно. Очевидно, для общего порядка. Или, может быть, существовали такие установки на случай приезда журналистов.

Машина, надрываясь, ползла вверх, и я спросил у наших новых попутчиков, каким образом и насколько точно было установлено, что Ширали Мислимову именно 168 лет?

– У нашего народа есть обычай, – отвечал майор. – Когда человек появляется на свет, берут такую (он долго подбирал нужное слово)... такую, из глины... каструльку. И на ней пишут: вот такой-то мальчик или такой-то девочка родился в таком-то году. И закапывают каструльку в землю. И вот однажды выкопали каструльку и на ней прочитали: ба-а! Ширали Мислимов, год одна тысяча восемьсот пятый. Значит, сколько лет нашему Ширали – соображаешь? Так и выходит – сто шестьдесят восемь. – И, видимо, прочитав недоверие в моём взгляде, майор сказал: – Ты что, не веришь? Но лет сто двадцать ему есть, это точно, меньше я не дам, меньше я не согласен. А что – сто двадцать тебе мало?

– Ну а здоровье его как? В газетах пишут, что он в саду работает, что на лошади скачет. Неужели правда?

– Ух, работает, ещё как работает, просто лев, лучше всех работает. А на лошади как скачет – никто из молодых угнаться не может. Сам сейчас как приедешь, так всё и увидишь, какой джигит! И ещё одну вещь расскажу вам по секрету: тут как-то у него по мужской части стало не очень хорошо. И тогда приехали из Баку хирурги, вырезали ему старую предстательную железу, пришили новую. И теперь наш дорогой Ширали только тем и занимается, что скачет на лошади из одного села в другое и соблазняет (адаптированный перевод этого слова мой. – В.Л.) молоденьких девушек. На зависть всем молодым людям нашего передового Лерикского района. Дай ему Аллах ещё сто лет этим заниматься.

В общем, майор резвился, а райкомовский инструктор сидел мрачнее тучи. Я подумал, что майор – мужик, конечно, весёлый, но вряд ли его байки и прибаутки помогут нам добыть правдивую информацию. Надежда оставалась на инструктора.

Наконец приехали. Молодой, вполне городского вида человек пригласил нас в дом и сказал:

– Ширали-баба скоро придёт, за ним уже послали.

Я стал осматривать комнату. Небогато. Стол, шкаф, в углу на тумбочке старенький телевизор транслировал из Москвы футбольный матч ЦСКА–"Динамо". Повёл глазами по книжным полкам.

– Чьи это книги? – спросил молодого человека.

– Это всё его, Ширали-баба, книги.

– И он их читает?

– Конечно, обязательно читает. Как возьмёт в руки, так и читает.

– Неужели даже по-русски, вот эти, например?

На корешках книг значилось: Фирдоуси, Самед Вургун, Низами, Омар Хайям. А дальше вдруг: "Коронарная недостаточность", "Фармакология", "Рецептурный справочник"...

– Кем вы работаете?

– Я врач. Здесь в Барзаву работаю.

– А кем вы приходитесь Ширали?

– Пра-пра-пра-пра-пра... – Он наморщил лоб. – В общем, я точно не знаю, но здесь все мы родственники Ширали-баба.

Мы ждали уже добрых полчаса и стали беспокоиться. Наконец, высунувшись в очередной раз из окна, Саша вскрикнул:

– Идёт. Бери скорей фотоаппарат.

Я увидел, как к дому, едва переставляя ноги, приближается маленького роста сухой-пресухой старичок, крепко поддерживаемый нашим милым доктором. Они то и дело останавливались, чтобы дать Ширали перевести дух.

Нашего героя ввели в комнату и посадили на диван, мы включили диктофоны, но он уже откинулся на подушку и заснул. Выспался, правда, довольно быстро. Открыл один глаз и, посмотрев прямо на меня, что-то пробормотал. Я было открыл рот для первого вопроса, но инструктор меня опередил:

– Ширали-баба говорит, что рад приветствовать дорогих гостей в своём доме. Что благодарит за честь, которую ему дорогие гости оказали.

Я снова набрал в грудь воздуху, чтобы задать вопрос, но Ширали опять замкнул глаз и заснул. Тут вмешался военком: он приподнял дедушку и зафиксировал его в нужной позиции. Инструктор же чувствительно ткнул ему пальцем в плечо и произнёс в ухо длинную фразу. Старик отозвался сначала мычанием, а затем стал что-то нашёптывать, едва шевеля губами. Инструктор переводил:

– Ширали-баба благодарит коммунистическую партию и родное советское правительство за то, что они создали все возможности для его плодотворного труда во имя нашего народа и его светлого будущего... Ширали-баба горячо одобряет и поддерживает миролюбивую внешнюю политику советского государства. Он горячо приветствует визит Леонида Ильича Брежнева в Соединённые Штаты, его переговоры с президентом Никсоном и надеется на продолжение конструктивного диалога между ними, на дальнейшее улучшение отношений между двумя великими державами и на разрядку международной напряжённости. Вместе с тем Ширали-баба выражает обеспокоенность ухудшением отношений между Советским Союзом и Китаем, он осуждает китайских экстремистов за нагнетание политической обстановки в этом крупном азиатском регионе.

Инструктор увлёкся, и когда он закончил, Ширали вновь пребывал в глубоком сне.

– Ничего, ничего, – успокаивал нас инструктор, – интервью продолжается. Сейчас Ширали почувствует себя лучше.

Разбуженному в очередной раз старцу принесли чаю. Мы же сказали, что не хотим больше утомлять почтенного человека и потому зададим лишь по одному вопросу. Саша спросил, что думает Ширали-баба о современной молодёжи. (Позже я сказал ему, что можно было бы спросить что-нибудь и поумнее, а он мне ответил, что ему было всё равно, о чём спрашивать, поскольку он видел, какую дурочку перед нами разыгрывают.)

Инструктор что-то сказал Ширали на ухо, и на этот раз старик отозвался довольно длинным речевым потоком.

– Ширали-баба гордится нашей молодёжью, – переводил инструктор, – её активной жизненной позицией. Наша молодёжь и её передовой отряд – комсомол, следуя за ленинской партией, за коммунистами, беря с них пример, не покладая рук трудится на грандиозных стройках нашей индустрии, осваивает целинные земли, ведёт неутомимый научный поиск. Он желает многочисленному отряду нашей молодёжи ещё активнее и смелее двигаться вперёд, к нашему замечательному будущему.

Настал мой черёд, и я сказал:

– Дорогой Ширали-баба, вы прожили долгую жизнь, вы самый почтенный житель планеты, нет никого старше вас. Но, может быть, кто-то до вас сумел прожить дольше или кто-то после вас проживёт больше, чем вы. Я желаю вам прожить ещё пятьдесят лет и стать, таким образом, абсолютным рекордсменом мира на все времена.

Инструктор перевёл и снова получил ответ.

– Ширали-баба горячо благодарит дорогого гостя за добрые и тёплые пожелания. Вместе с тем он хочет ещё раз подчеркнуть, что это его достижение стало возможным благодаря созданным в нашей стране благоприятным условиям для труда, отдыха и жизни в целом. Ширали-баба будет счастлив новой встрече с вами в дальнейшем.

Пора было и Честь знать. Но как уехать без фотографии? В комнате было явно недостаточно света. Ширали подняли, вынесли из дома, подставили стул, посадили. Я быстренько сделал несколько снимков и предложил ему сфотографироваться с кем-нибудь из его пра-пра-пра... Тут же привели девочку лет трёх. Я посадил её Ширали на колени, положил его руку на плечо девочки и отошёл на несколько шагов. Обернувшись, я увидел, что девочка лежит на земле, жутко ревёт, к ней спешат взрослые, а Ширали, ничего, разумеется, не замечая, продолжает сидеть на стуле. Девочку подняли, попытались успокоить, поставили рядом со стулом. Я нажал на кнопку. Всё! Мы тронулись в обратный путь.

В селе Лерик, попрощавшись с инструктором и военкомом, мы вновь перебрались в "Волгу" и взяли курс на Ленкорань. Когда мы остались наедине с Ади, я сказал ему:

– Теперь рассказывай всё, как было на самом деле.

Ади понимал, что обманывать нас больше нет смысла, да и вряд ли это ему хотелось, и он начал свой перевод:

– Первыми словами, которые произнёс Ширали, были: "Опять ко мне кого-то привезли. Скажите им, что я старый и больной человек. Что я ничего не знаю и ничего не помню. Дайте мне спокойно умереть". Но не думайте, что он совсем лишился ума и памяти, – продолжал Ади, – иногда у него всё-таки бывают проблески. Когда ты, Саша, спросил его о современной молодёжи, он сказал: "Сегодня молодые люди живут неправильно. Мне не нравится, что парни часто меняют девушек. Мы так не жили. У нас была одна девушка на всю жизнь – это жена". А когда ты, Вадим, пожелал ему прожить ещё 50 лет, он ответил: "Что плохого я сделал этому человеку? За что он меня проклинает?"

На следующий день мы с Сашей вернулись в Баку выполнять свои основные редакционные задания. О нашем визите к Ширали-баба мы, конечно, ничего писать не стали. Через два месяца из газет я узнал, что Ширали Мислимов скончался. Но оказалось, что мы были не последними из журналистов, посетивших его.

За две недели до его смерти в "Литературной газете" вышло интервью корреспондента "Бакинского рабочего" с нашим героем. Естественно, он спрашивал старика, что дала ему советская власть, и, естественно, тот отвечал, что дала всё. Корреспондент спросил, как было установлено, что Ширали-баба 168 лет. И вот что он ответил:

– Видите ли, много лет назад приехали авторитетные люди: писатели, журналисты, учёные и медики различных специальностей. Они несколько дней гостили здесь, проверяли мою память. Кто-то из них сказал, что с годами память тускнеет. Я им возразил и рассказал, что и по сей день помню, как в селение пришла весть о конце владычества Персии на земле Азербайджана. А ведь я был тогда подростком, и было это полтора века тому назад. И все полтора века я храню в сердце неиссякаемую благодарность русскому брату, чьей щедрой помощью расцвёл край...

Прочитав интервью, я восхитился стилистическими оборотами, вложенными в уста этого только что виденного мною старого и усталого человека, и вспомнил его тихую непереведённую просьбу: "Дайте мне спокойно умереть".


Вадим Лейбовский

Hosted by uCoz